Он забыл обо мне, а я в своем новом месте каждую ночь вижу его во сне. И реву, потому что сил выживать не осталось. Ребенок трех лет спросил "Тетя, а как это ты работаешь, а замуж на работе не вышла?" Пипец, ребенок, это так заметно, что я его на работе нашла и теперь умираю без него, да? А ребенок говорит "а дядя что, умер, да?" а я даже не знаю, как объяснить, что у дяди все замечательно, что это я умерла.
Вчера в поселке нашли мину. МЧС, саперы, полиция, скорые, пожарные. Сегодня сняли оцепление. Страшно не было, было все равно.
Ноги изрезаны и без живого места от синяков. Самый большой в диаметре 15 см.
Сегодня праздник. Я загадала, чтобы сбылось мое самое заветное желание. Небо все сделает в лучшем виде.
Ночью из открытого окна с холма напротив меня фотографировала женщина. За что была оттаскана мужчиной. Мужем, что ли. Здесь вообще странные люди. И животные странные. Ноги больно.

Мне говорят - ну невозможно же так любить, чтобы столько времени прошло, а слезы после каждого сна... а я говорю - возможно... невозможно забыть, невозможно отказаться... это они все могут быть эгоистами, искать то, что проще и что больше угодит людям...а я не могу, я любить буду всегда. Я по-другому не умею, я ему говорила, что буду его любить всю жизнь, говорила, что он уйдет - и я умру. Полжизни я ждала его, полжизни буду любить тот кусочек счастья, который был. Который не додала, который недополучила, который вырезали, выжгли, затоптали. Я дура, наверное. Мне кажется, приди он ко мне через 30 лет - я не смогла бы не впустить.
Снова видела его во сне. Он подошел со спины и обнял. Сказал - успокойся, я здесь. Целовал долго. А я проснулась и поняла, что это только моя фантазия была. Нельзя было ему верить. Все говорили, что нельзя. А я верила ему и в него, когда в него не верил никто. Я верила. Я молилась. Я дышала им. Я готова была стать его фундаментом, его крыльями, его сердцем... не оценил. Посмеялся и сказал - дура, это ты во всем виновата.
Занавес.

Я всегда буду ждать, всегда. Я обещала. Я просто иначе не умею, не могу жить. Я не могу заменить, я не могу заретушировать, я не могу притупить боль. Не придет? Да, конечно, я знаю. Но это - его выбор и его совесть. Его слова и его клятвы. А у меня есть моя клятва. Я обещала дождать. Я обещала, что дом всегда будет открыт. Я обещала любить. Я буду одна, я умру одна - но я останусь верна. Я обещала. Пойдем, Семен, нам пора домой.

Каждый день я умираю. Каждое утро я выхожу из углей прошлого, чтобы к вечеру снова сгореть. Чтобы снова думать о нем, чтобы снова думать о ней, чтобы снова думать о них. Чтобы снова не понимать. Чтобы вспоминать каждое слово, каждый день, каждый взгляд. Чтобы смотреть на шрамы, те, что на теле, и те, что в душе. Чтобы падать в его пропасть от бессилия, потому что крылья остались у него. Чтобы любить его, которого нет, и детей, которых нет. Чтобы снова чувствовать себя ненужной куклой. Чтобы слышать "ты плавай там, всегда... ты только дождись меня... я буду с тобой всегда, я так решил"...
Сердце не выдерживает. Позавчера был приступ. Лекарства - разве лечат они душу, разве успокаивают, разве возвращают утерянное... ты снимаешь телесную боль, а вместо нее приходит тоска, исполосовывая сердце снова и снова.
Счастлив ли ты, родной, делишься ли счастьем с детьми... чувствуешь ли еще, способен ли, как больно мне, как кровоточит все... все потери, все несбывшееся, все обманутое...
Мне не нужна власть над ним, я не собираюсь забирать его у детей, детей у него, их всех у них всех... я просила только любви. Его бы хватило на всех... но быть хозяйским проще, чем хозяином... это я поняла давно.
Как же больно, как же невыносимо больно, и некуда деть себя, и нечего резать... руки изрезаны в кровь, не ею ли полнится омут... лилии остаются белыми и свежими. Я не умею, мне непонятно, как это - разлюбить. Я не умею, я не могу быть чьей-то еще. Я себя ему отдавала всю, без остатка, под свидетельством неба и бога. Помоги мне и теперь, господи, сохранить чистоту и нежность. Я люблю его, господи, помоги же мне, помоги... не бросай его, не бросай... мне нужна та вода, я дышу ею, я пыталась оторвать, но я не могу. Я устала, господи, я устала... ты же видишь, что я не могу дальше идти, я не могу дальше, я не могу... дай мне избавления... я больше не хочу идти. Я сдаюсь. Прими меня на суд свой.

Сегодня окончательно вверили Проню небу... наревели ему персональное озеро, как сказала Оксана... в междумирье стало на одну чистую душу светлее. Пронечка, если увидишь там маму, передай ей, что я скучаю... передай ей, что мне очень больно жить так, как она учила... передай ей, что я устала и очень хочу к ней...

Спасибо, боже, что я живу под небом твоим и страдаю любовью... спасибо, что живу не под жаждой мщения и власти и страдаю не алчностью.

Это был великолепный конь, надежда большого спорта, красавец, видный, элегантный, грациозно несущий себя и всадника по любой поверхности, высоко поднимающий голени, умный, царский конь, одним словом. Оксана сложила к его ногам все, со сломаными ребрами неслась в конюшню - самое лучшее, самое красивое - Проне, гордилась им, жертвовала всем ради него, жила для него, говорила "я готова отдать все ради этого коня, потому что он стоит того". Она отдала ему все. Она пожертвовала всем. Она дала ему все самое лучшее. Быстрый Поток должен был отправиться на соревнования по конкуру в первых числах июля. Вчера Пронечки не стало... Теперь он будет летать над другими лугами.
Пронечка, попроси Его не поступать ТАК с моими любимыми... пожалуйста...

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

С каждым днем тоска по любимому все сильнее, все болезненнее, все тягучее, как горький мед. Я не вижу будущего, я не хочу никого другого, мне не надо, я говорила ему, что буду любить только его... что он моя судьба, что он мое сокровище, что мы вместе справимся. А справляться приходится самой. Потому что это так глупо - когда у человека есть "хозяин"... когда любишь человека, хочется ему помочь, хочется, чтобы он отдохнул, хочется уберечь и никогда-никогда не отдавать. Мне было так тепло и уютно, когда он говорил, что никому-никому не отдаст, что ревнует даже к мысли о том, что могу стать чьей-то, что надо подождать... оттого было так мучительно больно и так неизбывно тоскливо сейчас, что отверг, отрекся, бросил в этой темноте непонимания - как это? Наверно, то же самое чувствуют брошенные собаки, когда с ними наигрались и... лучше бы пристрелили. И не холод и не голод мучает их. Их мучает предательство и тоска по любимому человеку.

Легла спать час назад. Проснулась уже шестой раз с полной уверенностью, что что-то происходит. Каждый день такие сны. Мама, я хочу к тебе.